Людмила Милевская - А я люблю военных…
Боже мой! Бедная Капа! В стране только ленивый не ворует, Коля же дослужился до генеральских погон, но так ни смелости ни ума и не набрался, иначе чем такой нонсенс объяснить, что человек упорно воровать и брать взятки отказывается? Абсолютно уверена, что нет у Коли ума. Судите сами: все, что плохо лежит, он наивно чужим считает. О каком уж уме тут скажешь?
Впрочем, стоит ему хоть на шаг от своей Капитолины отойти, как смелость, ум и решительность появляются у него бог знает откуда. И все это непромедлительно он Родине отдает с утра и до глубокой ночи. Сослуживцы так хвалят его, что, порой, мы с Капой гадаем наш ли это Коля и если наш, то где таких качеств набрался?
Сам он, конечно, утверждает, что ум, смелость и решительность всосал с молоком матери, но лично я думаю, что всего этого добра он у Капы своей и нахватался, не даром же горюет она, что своими руками его вывела в люди, откуда невозможно теперь его загнать обратно домой. Даже в отпускное время, даже когда в квартире ремонт, этот бестолковый Коля рвется на работу.
«Да, к Капитолине, – укрепилась я в своем решении, – с таким вопросом больше не к кому. Слава богу, дожилась до таких времен, когда и Колькина честность на что-то сгодится.»
– Так куда мы едем? – уже нетерпеливо поинтересовался Сергей.
– Да, пора бы уж и куда-нибудь поехать, – энергично согласился с ним Харакири.
Возникла необходимость принимать решение.
«Тащить их к Капитолине рискованно, – подумала я. – Коля, конечно, генерал, но его жена моя подруга, следовательно есть опасность, что и за его квартиркой присматривают. Если Сергея засвечу, лишусь крова, бежать совсем будет некуда, где ночевать тогда? В кустах? На вокзале? Нет уж, лучше на испанской кровати. К тому же с Сережей у нас флирт, даже больше: намечается страшенный роман, следовательно небезразличен мне уже и его бизнес. Зачем без всякой нужды подставлять хорошего человека?»
И я решила не брать с собой Сергея.
А поразмыслив немного, удивилась и тому, как может о Харакири вопрос стоять? На кой ляд он мне в разговоре с Капитолиной? Уши развесит, а я, между делом, о Женьке с Юлькой должна ей много чего рассказать. Да-да! Капа не в курсе до какого дожила я предательства!
«В общем, – решила я, – от спутников пора избавляться.»
– Поезжай-ка домой, Сережа, а у меня дела, – ласково сказала я, и Сергей испугался.
– Как домой? А ты? – спросил он, неприветливо глянув на Харакири, который тут же заважничал, презрительно усмехнулся и заявил:
– А мы без тебя обойдемся.
– Ты, кстати, тоже мне больше не нужен, – с удовольствием обломала я вконец обнаглевшего Харакири.
Он забеспокоился похлеще Сергея:
– Как – не нужен? Почему не нужен?
– Все, ребята, расстаемся, не хочу больше вами рисковать, потому что уже смертельной опасности подвергаюсь. Теперь одна на дело пойду.
Харакири, как обычно, от удивления открыл рот, реакция же Сергея оказалась неожиданной.
– Раз ты в опасности, значит я должен быть рядом, – заявил он.
Удивление Харакири сменилось возмущением.
– Что? – закричал он. – Ты? Почему именно ты? Ты не член БАГа! Это мы, члены, всю ответственность несем за борьбу с автократией и с этим, как его, с тоталитаризмом. Вот станешь членом и валяй, геройствуй! А пока изволь проваливать, пока по-хорошему просят.
Однако, несмотря на грозное заявление Харакири, Сергей проваливать не спешил. Вместо этого он начал занудливо и подробно объяснять, что и Харакири еще не член БАГа.
– Не БАГа, а ВАГа, – компетентно поправила я, чем несказанно сразу обоих удивила.
Теперь уже и Сергей открыл рот, хотя раньше за ним такой привычки не водилось.
– Почему «ВАГа»? – спросил он.
– Да, почему это «ВАГа»? – следом за ним поинтересовался и Харакири. – Уже что ли переименовали?
Напустив на себя побольше важности, я ответила:
– Не переименовали, а сразу такое название дали. «Всероссийская ассоциация граждан» – вот как это называется. Пока вам не слишком доверяла, в целях конспирации говорила БАГ, теперь же вижу, что парни вы в доску свои, и от конспирации решила отказаться. Пора уже знать вам, с кем дело имеете.
Признаться, мальчики мои от сообщения этого обалдели, хотела бы сказать иначе, да будет неточно. Пока они таращили глаза, я гордо повела подбородком и поставила их в известность:
– Мне пора!
Харакири мгновенно пришел в себя и эхом повторил:
– Нам пора!
Я тут же его пыл охладила:
– Не нам, а мне. Лотком своим займись, книгами, и… Ну, в общем, чем хочешь, тем и займись. Понадобишься, найду.
Харакири пришел в неописуемое волнение:
– Я же член! – завопил он. – Настоящий член! Сама же говорила!
Мне даже жалко его, дурачка, стало.
– Член, ты, член, конечно настоящий член, – успокоила я его. – Но дело, по которому иду, только для… членов политсовета. Простые настоящие члены тут не годятся.
Харакири погрустнел.
– София, – заныл он, – умоляю, не могу покинуть тебя в минуту опасности. Мой долг, мой священный гири…
– Вот ведь шарманку завел с гирей своей! – взорвался Сергей. – Сказано тебе: без сопливых обойдутся! Как Софья решила, так и будет.
Харакири окрысился и едва ли не с кулаками набросился на Сергея, но я одним махом покончила с препирательствами.
– Организация – это дисциплина, – заявила я. – Закончу дело и сразу с вами свяжусь. Поэтому отбывайте без дальнейших возражений.
– Хорошо, – мгновенно согласился Харакири, покидая «Бентли».
Он открыл мою дверцу и галантно протянул руку, приглашая меня выйти. Я уже вынесла ноги из машины, собираясь нежным взглядом проститься с Сергеем, но он жалобно попросил:
– Соня, но хоть немного подвезти тебя можно?
Я мгновенно согласилась:
– Да, конечно.
Быстро вернула ноги в салон, хлопнула дверцей, и «Бентли» сорвался с места, оставив опешившего Харакири одиноко стоять у дороги с галантно протянутой рукой.
Глава 36
ПровидецДолго скачут Тараокэ и Сумитомо, увозя последние письма ронинов близким. Одолела усталость. Долог путь. Доскакали до дороги, что спускается от Тоба и Киссонин к Тодзе. Вдали дома уже показались.
– Сумитомо, – воскликнул Тараокэ, – воины!
Из-за скалистого выступа показались буси в странных, черного цвета доспехах. Лица под масками. Тараокэ и Сумитомо пришпорили усталых коней. Сходу врубились в схватку. Лязгнули клинки. Вскоре лошади пали. Смертельно быстр меч Сумитомо, но трудно, необычайно трудно сражаться. Удивительно гибок, увертлив враг. Еще до того, как наметит удар Сумитомо, его противник знает, куда направлен клинок.
Отгородился Сумитомо от черных буси сверкающей стеной стали.
Веерная защита!
Рукоплещи сенсей Хосокава!
Видел Сумитомо как упал Тараокэ, получивший удар алебардой по шлему. Упал, но и сам уложил врага. Остановились противники перед сверкающей сталью, за которой спрятался Сумитомо. Поняли. Даже при численном преимуществе исход схватки неизвестен.
– Займемся тобой в другой раз, – выкрикнул высокий воин, и противники отошли.
Вскочили на коней. Вскоре только пыль напоминала о них Сумитомо.
«Да это же ниндзюцу! – прозрел он. – Странная техника боя. Странное поведение. Они не пожелали рисковать, хотя имели большое преимущество. Отступили. Ни один самурай так бы не сделал.»
Сумитомо оглянулся. Тараокэ лежал там, где поразил его удар алебарды.
«Вот еще доказательство, – подумал Сумитомо. – Любой самурай отсек бы голову поверженному противнику, а эти…»
Он подбежал к Тараокэ, перевернул его. Друг еще дышал. Листок, исчерканный иероглифами, выпал из его сумки. Сумитомо пробежал глазами письмо.
«… Я твердо и бесповоротно решил, что должен умереть достойно. Хотя я не забыл о престарелой матушке, о жене и детях, все же хочу сказать, что нет мне другого пути, кроме как положить жизнь во имя гири – во имя принципа воинского долга. Вам следует понять это, поняв, согласиться и не печалиться чрезмерно…
…Ничтожное имущество мое и деньги – все остается вам – для пропитания и воспитания детей. Но жизнь так длинна! Если средства истощатся, то – что же делать? вам придется умереть голодной смертью.»
– О, Боги! – воскликнул Сумитомо. – Онодэра Дзюнай к его жене. Он пишет о себе, как о мертвом!
Вдруг, Тараокэ, лежащий рядом с Сумитомо, открыл глаза и громко спросил:
– Где же эти черные воины, проклятые Богами?
Сумитомо расхохотался.
– Да ты жив, Тараокэ! – воскликнул он.
– И ничего не болит, – сообщил Тараокэ, – кроме головы.
– Слава Богам и Буддам! Крепкая у тебя голова!
Сумитомо присел на холодную землю рядом с Тараокэ.
– Полежи, друг, – попросил он. – А я подумаю.
– Неплохая идея, – ухмыльнулся Тараокэ и остался лежать, сражаясь с головокружением и болью.
Сумитомо сосредоточился.
«Как же так получилось, что Асано Наганори заранее знал о том, что мстителей будет сорок семь, ведь ронинов сорок шесть. Выходит, он учел и меня?
